«Она (революция – С.К.) началась не в феврале 1917 г., а, по крайней мере, в августе 1915 г., и не внизу, а наверху – внизу она закончилась. Кажущееся начало революции, т.е. выступление народных масс, на самом деле стало ее концом или, во всяком случае, последующим этапом.
Отчего же попытка парламентаристов (министров - сторонников введения парламентаризма - С.К.) расковать общественную инициативу закончилась неудачей? Причина этого – низкий уровень политической культуры российского общества, выразившийся в непримиримости лидеров оппозиции. Даже в годы беспримерной мировой войны они, как и во время Первой революции, рассматривали всю бюрократическую элиту в качестве противника, а не союзника. В России начала XX в. оппозиция была внесистемной. Свойственное П.Н.Милюкову и А.И.Гучкову, знаковым фигурам общественного либерализма, неприятие компромисса с высшей бюрократией как основного средства не только тактики, но и стратегии, свидетельствовало об их политической незрелости. «Чисто отрицательное отношение к правительству, систематическая оппозиция – признак детства политической мысли», – писал апостол российского либерализма Б.Н.Чичерин.
Видя в компромиссе средство для достижения не союза с оппонентами, царскими бюрократами, а полной победы над ними, лидеры Прогрессивного блока, считавшие себя либералами, забыли слова Б.Н.Чичерина, что «умеренность, вообще, составляет первое требование здравой политики». Преисполненные максимализмом, они забыли и то, что для свободы «нет ничего гибельнее преждевременных попыток к ее водворению», а потому либерализм «умеренный», «старающийся не только заслужить доверие общества, но и поладить с правительством, вернее достигнет цели».
В отличие от оппозиционеров, Николай и бюрократы выказали почти безграничное стремление к соглашению с оппонентами. Говоря словами Г.Моски, высшая царская бюрократия, как и всякая другая элита, клонящаяся к упадку, была «элитой лис», а не «львов». Поведение представителей бюрократической элиты, в том числе и царя, детерминировала более высокая, по сравнению с оппозиционерами, степень политической зрелости и вестернизированности. Лидеры оппозиции, при внешней, подчас эффектной, приверженности модернизации, оставались носителями патриархальной, славяно-азиатской ментальности, проявляя стойкое доктринерство и иррациональную тягу к анархии. «Пугачевыми из университета» стали не только В.И.Ленин и А.Ф.Керенский, но также П.Н.Милюков и А.И.Гучков. Лидеры же бюрократии с монархом во главе, будучи по форме традиционалистами, являлись по сути истинными западниками, демонстрируя трезвый прагматизм и рациональное поведение. Поэтому царь и его сотрудники и шли на соглашение с оппозицией, несмотря на нарастание ее непримиримости.
Переоценивая политическую зрелость оппозиционеров, парламентаристы выступали за соглашение с Прогрессивным блоком на его условиях, которые подразумевали немедленное введение парламентаризма де-факто путем образования «министерства доверия».
Дуалисты, в том числе Николай, также выступали за соглашение с блоком, но находили, что оно должно базироваться на Основных законах, т.е. на сохранении дуалистической системы.<…>
И если революция все же произошла, то не потому, что либеральные реформы не проводились, а именно потому, что они проводились. Их осуществление царем и бюрократами, а не лидерами оппозиции, лишало последних возможности для самореализации, а значит – и смысла их бытия. Причиной конфликта между властью и обществом, а тем самым – и революции, стала борьба за лидерство в реформаторском процессе, или, говоря словами П.Бурдье, за монополию символической номинации. Понимая, что этой монополии не добиться в рамках политического поля старого порядка, лидеры оппозиции в сентябре 1915 г. сделали ставку на сотрудничество с революционерами и подготовку переворота. Его победа в марте 1917 г., затормозив на десятки лет осуществление либеральных реформ, оказалась не причиной, а следствием, вернее – лишь издержкой, реформаторского процесса.<...>
В довоенный период народное представительство имело против себя коалицию монарха, императорской фамилии и бюрократической элиты. В годы войны, вследствие позиции, занятой политически активной частью бюрократии, новая, более мощная коалиция, нацеленная на введение парламентаризма и соединившая, в рамках «священного единения», высшую бюрократию, императорскую фамилию, Ставку, народное представительство и общественные организации, противостояла теперь уже монарху. Противясь немедленному установлению парламентаризма, царь оказался вне этого единения. Результатом такой кардинальной перегруппировки стало то, что накануне Февральского переворота Николай находился в изоляции, что предопределило его поражение.
Дистанцируясь как от левых, так и от правых сановников, надеясь на то, что политика «золотой серединки» удовлетворит всех, Николай не устраивал никого: либералам он казался недостаточно либеральным, консерваторам – недостаточно консервативным. Неприятие курса верховной власти переросло в острое недовольство личностью ее носителя, повально захватившее представителей не только либерального, но и консервативного крыла бюрократической элиты.<...>
Быстрое забвение представителями бюрократической элиты верноподданнического долга совсем не удивительно. К началу 1917 г. степень бюрократизации государственной власти Российской империи была высока настолько, что высшая бюрократия стала самодостаточной по отношению к императору. Не она зависела от него, а он зависел от нее. Поэтому после разрыва царя с парламентаристами (август–сентябрь 1915 г.) и дуалистами (ноябрь–декабрь 1916 г.), уход Николая с политической арены, в форме ли превращения его в декоративного парламентарного монарха или экс-императора, оставался лишь вопросом времени. Таким образом, еще до революции высшая бюрократия нанесла старому порядку удар едва ли не более роковой, чем революция.
Действительно, главной причиной падения монархии были противоречия не внутри общества и между ним и властью, но внутри нее самой. Без обострения этих противоречий Февральский переворот 1917 г. потерпел бы поражение либо победил намного позже. Как отмечал Е.В.Тарле, «компромиссная форма правления, которая существовала в России с 17 октября 1905 г., вовсе не должна была при всяких обстоятельствах безусловно погибнуть 2 марта 1917 г. и так именно погибнуть, как она погибла».
Несмотря на наблюдавшееся в 1905–1907 гг. крайнее обострение противоречий внутри общества и между ним и властью, именно потому, что последняя осталась относительно консолидированной, натиск на нее революции, хотя и не без напряжения всех правительственных сил, царский режим успешно отбил. Однако стоило к вызванному поражениями лета 1915 г. крайнему обострению противоречий внутри общества и между ним и властью присоединиться политическому расколу внутри нее самой, как старый порядок почти сразу рухнул.» (С.В.Куликов. Бюрократическая элита Российской Империи накануне падения старого порядка. Рязань, 2004, сс. 395-401. http://www.nd.edu/~nriid/ru/books/v4/v4_393-467.pdf)