«Достаточно было пообглядеться среди пёстрой толпы «депутатов», а мне приходилось проводить среди них в коридорах и в саду Таврического дворца целые дни, чтобы проникнуться ужасом при виде того, что представляло собою первое русское представительное собрание. Это было собрание дикарей. Казалось, что русская земля послала в Петербург всё, что было в ней дикого, полного зависти и злобы. Если исходить из мысли, что эти люди действительно представляли собою народ и его «сокровенные чаяния», то надо было признать, что Россия ещё по крайней мере сто лет могла держаться только силою внешнего принуждения, а не внутреннего сцепления, и единственный спасительный для неё режим был бы просвещённый абсолютизм. Попытка опереть государственный порядок на «воле народа» была явно обречена на провал, ибо сознание государственности, а тем более единой государственности, совершенно стушёвывалось в этой массе под социальной враждой и классовыми вожделениями, а, вернее, и совершенно отсутствовало. Надежда на интеллигенцию и её культурное влияние тоже теряла почву. Интеллигенция в Думе была сравнительно малочисленна и явно пасовала перед кипучей энергией чёрной массы. Она верила в силу хороших слов, отстаивала идеалы, массам совершенно чуждые и ненужные, и была способна служить лишь трамплином для революции, но не созидающей силой.
Если в первые дни кадеты, имевшие в Думе значительное число голосов, сильные своей дисциплиной и опытном общественной деятельности в местных учреждениях, и сумели придать собраниям некоторое благообразие, а торжественный Муромцев даже и напыщенность, то этот тон быстро поблек после первых же успехов Аладьина, Онипки и их товарищей (трудовиков – С.К.), явно показавших, что элементы правового строя тонут в Думе в революционных и анархических. О какой-либо законодательной деятельности в Палате, большинство членов которой лишено была самого элементарного образования и воспитания, а многие не умели ни читать ни писать и способны были действовать лишь в путях инстинкта, не могло быть, разумеется, и речи; <…>
В соответствии с Думою были и порядки её президиума. В коридоры Таврического дворца, сообщавшиеся с залом заседания, допускали всех, кто только желал туда проникнуть, так что в перерывах заседаний тут же происходили шумные сборища, создавались митинги, появлялись ораторы, набивалось множество каких-то дам, стояли шум, галдёж, страсти разгорались. П.Н.Милюков, не попавший в члены Думы, заседал в буфете и оттуда дирижировал кадетскими силами. В помещении Думы устроена была продажа запрещённых цензурою книг и революционных изданий…» (С.Е.Крыжановский. Воспоминания. Сс.92-95.)