С 1979 г. я живу в большом, семиподъездном и восьмиэтажном, "сталинском" доме, окончательно построенном и заселённом, кажется, году в 58-м (окончательно, ибо начали, как будто, в 53-м и, по мере постройки, от подъезда к подъезду, заселяли). Для кого и кто строил? Для различных работников ведомства внутренних дел, средней руки, да и низшей тоже (расселяли коммунально). До последнего времени встречались, к примеру, пожарные (одним из них был мой сосед с третьего этажа Иван Иванович, почти до конца дней своих носивший в кармане куцего пальто сложенную "Правду", какого-то уже совсем нового, пост-пост-перестроечного, формата). Был и еще один человек, давно сгинувший, носивший шинель и шапку-ушанку с суконным верхом. Он, впрочем, мог быть и бывшей ВОХРой, если судить по тяжелому колючему взгляду и какой-то застылости, каменности выражения его лица. Глядя на него, можно было перенестись мысленно в послевоенные годы, в ранние пятидесятые. Сталкиваясь с ним на лестнице, я вежливо здоровался, он что-то бурчал в ответ. Но такой при мне был уже один-единственный... Это ведь был конец семидесятых-начало восьмидесятых.
Что касается строителей, то это были, естественно, заключенные. Во дворе дома помещались их бараки, обнесенные забором с колючей проволокой. Потом, после завершения строительства, на этом месте был построен детский сад завода "Калибр" (обо все этом мне рассказывал покойный В.Д.Пекелис с седьмого этажа, за слова свои отвечавший). Сад этот я еще застал во вполне исправном состоянии, с шумными компаниями малышей, периодически вываливавшимися на прогулку. Но в середине восьмидесятых начался упадок, сад закрыли и забросили, и он много лет стоял безхозный и разоренный посреди двора. Наконец нашелся застройщик, сад снесли и на его месте появился жилой дом нового поколения, для состоятельных людей нового поколения.
Мой дом, как и все подобные дома, тоже претерпел изрядные изменения, коснувшиеся в первую очередь состава его обитателей. Многие старые жильцы продали квартиры в 90-е годы, и этот процесс еще продолжается. Все время где-то идет ремонт, во дворе регулярно появляется контейнер для строительного мусора, исчезают старые типажи и появляются новые. Хотя остаются и персонажи из прошлого. В соседнем подъезде живет какой-то странный тип, возможно не вполне нормальный психически, круглый год ездящий на велосипеде и собирающий металлическую тару по всей округе. Есть социально близкая ему семья дворничихи Ирины, бывшей спортсменки-бегуньи, у которой дочь-алкоголичка с сыном, и собственный сын-переросток, а также - дряхлая мать. Эта Ирина - просто герой труда. На ней держится двор, она вывозит мусор из мусорных камер (сменив на этом посту двух ветхих татарок), моет полы в окрестных магазинах, т.е. "крутится" как только может. Надо сказать, что сын всегда ей помогает, а в последнее время и внук. Но ее дочь... это печальное зрелище.
Помимо дворничихи Ирины стоило бы назвать похожего на постаревшего Руди Фёллера седовласого Бориса - бывшего инженера с "Калибра", работавшего вместе с родителями М.Ходорковского. Он олицетворяет преемственность истории двора и дома, является носителем его традиции (не той, официальной, а неформальной, житейской). Борис - автолюбитель (именно это слово точнее всего характеризует этот тип, а не "автомбилист" или "автовладелец", что более подходит для современных реалий). У него старенький красный "Фольксваген", на котором он, вместе с женой, ездит за покупками. Он - пожалуй, единственный среди соседей по дому не из моего подъезда, с кем я здороваюсь.
Вообще, жизнь в доме отличается разобщенностью и анонимностью. Это относится даже к моему, самому компактному подъезду (всего 14 квартир). Исключением является компания молодых пьяниц, дружащая с детства, которые, уже обзаведшись семьями, продолжают общаться, собираясь в хорошую погоду во дворе на скамейках с бутылями пива и отпрысками. Теплыми летними вечерами их крики и смех не смолкают глубоко за полночь.
Остановимся повнимательнее на моем подъезде. Мои непосредственные соседи - предельно незаметные и замкнутые люди. Они корректны, но общение с ними ограничивается несколькими фразами в месяц. И это при том, что на площадке всего две квартиы, а соседствуем мы уже скоро 30 лет. Надо заметить, что не играй я небольшой общественной роли в подъезде (установка и обслуживание домофона, сбор денег), мое общение и с остальными соcедями было бы на том же уровне. Однако, это не так.
В подъезде традиционно верхние этажи представляли собой некую "аристократию", а нижние - "плебс". Даже сейчас этому разделению соответствует тот факт, что на втором этаже удержалась одна квази-коммуналка (т.е. там живут как бы две родственные семьи). Наверху же по-прежнему проживают переводчица с английского Ю.И. (в квартире которой был когда-то начат, но так и не закончен ремонт), физик-теоретик В.М. (давно уже перешедший работать в коммерческую фирму сына Ю.И.),похожий на футболиста Анри сын писателя В.Пекелиса А. с матерью (наверное, самой приятной женщиной подъезда), женой, малолетним сыном, доберманом и котом. Далее вниз - бывший ответственный работник С.П. с женой Н.Д. (глубокие больные старики, но вполне любезные), жена другого давно умершего советского чиновника с взрослой внучкой, имеющей свою семью, и непосредственно надо мной - странная пара: переквалифицировавшаяся из биолога в золотошвейку Л. и ее муж историк В., самостоятельно ремонитирующий огромную квартиру ровно столько времени, сколько они в ней живут. Ниже меня проживает дочь вышеупомянутого Ивана Ивановича с мужем, пронырливым и разговорчивым полковником в отставке. Это, так сказать, ядро, те, кто жили еще при мне, или появились вскоре после моего переезда в этот дом, еще задолго до "перестройки".
Отдельно следовало бы упомянуть Алика. После того, как вся его многочисленная родня покинула Россию навсегда, сам Алик, оставшись один в стометровой квартире на восьмом этаже, занялся приватизацией и освоением огромного чердака, что ему (как профессиональному художнику, имеющему право на мастерскую), после немалых хлопот и трудов, блестяще удалось. В результате он переселился на чердак, в благоустроенную мансардную квартирку, а свою квартиру сначала сдавал всяким иностранцам, а потом, по решению семейного совета, продал и уехал насовсем, сохранив за собой долгосрочную аренду на чердачные помещения, где на сегодня проживают уже две семьи субарендаторов, принося Алику, надо полагать, неплохой доход. Во время одного из ремонтов в основной кваритире Алика исходивший оттуда шум так достал жившего ниже этажом писателя Пекелиса, что тот в ярости "поклялся женой", что убьет самого Алика. Не убил. Но через некоторое время сам скоропостижно скончался от сердечно приступа.