«Быстрой кинематографической лентой развернулись образы виденных им за все эти годы последних народных кумиров.
Он вспомнил грязного Ленина, с небритой щетиной бороды и с вислыми монгольскими усами, дышащего смрадной вонью давно не мытого и страдающего несварением желудка человека, - такого, каким появился он на площади у Финляндского вокзала, ещё при Керенском, несомый на плечах рабочими. Грязновато одетый, в ватном пальто, в шарфе, с большими калошами на грязных ногах. Засунул кепку в карман... Да, его назвать «восхитительным» было трудно... Мразь... Слизь из отхожего места...
Он вспомнил Троцкого: в английском помятом френче и галифе, с обмотками на кривых жидовских ногах, с типичным горбоносым лицом, в пенсне... Непрезентабелен был и этот. Сходил своим криком за начальника. Гипнотизировал толпу злобною силою. Встало в его памяти и хорошо знакомое лицо Зиновьева, лохматого, ожиревшего актёра из плохого местечкового театра. <…>
- Вы снимете позорные памятники преступникам и безумцам... Восстановите старые монументы великому прошлому России и его творцам со всеми старыми надписями. <…> Вы вернёте исторические имена улицам и площадям. <...>
Двуглавый орёл над царским Кремлём».
(П.Н.Краснов. Белая свитка. Часть четвёртая, гл. XVI, XVIII)
