Прекрасный текст юзера razoumovskiy, каковой текст перепощиваю с превеликим удовольствием и с чувством глубокого удовлетворения. Так вот и надобно смотреть на Империю Петрову, господа - кросс-культурно и компаративно. И тогда вы ахнете:
"...Затронутая тема, тем не менее, интересна, поскольку это тема неравномерности развития: вроде бы все знают, но всякий раз, как напоминаешь себе, удивляешься, как глубоки могут быть различия и как стремительно они преодолеваются, когда за дело берётся кто-то вроде Петра.
Хронология: в 1703 г. вышел, как известно, первый учебник арифметики на русском языке (Л.Ф. Магницкого). Для сравнения: Лопиталь издал знаменитый учебник исчисления бесконечно малых в 1696 г. Т.е. у них первый учебник дифференциального исчисления – у нас первый учебник арифметики, причём с разницей в семь лет (они раньше). Лопиталь, как известно, учился у Бернулли, а его книга, как сказано, не научная работа, а учебник. Пионерская и собственно научная работа была раньше: Лейбниц опубликовал свой метод в Acta eruditorum в 1686 г., а Ньютон открыл свой ещё раньше, хотя и не публиковал его сам. Иными словами, в Европе законы Кеплера, аналитическая геометрия, теорема Ферма, классическая механика (тоже, кстати, близко к знаменитой публикации Лейбница: 1687), дифференциальное исчисление – у нас первый учебник по математике. Разница, как между планетами. Но 1703 год – это год основания Петербурга. Это начало. Из топи блат выходит наш великий царь, он, как известно, прекрасен и весь – как божия гроза. И вот благодаря ему (до него «рассветная» русская наука не производила ничего, кроме рукописей, которыми Московский печатный двор не интересовался) выходит труд Леонтия Филипповича, а через сто – сто пятьдесят, двести лет являются Лобачевский, Менделеев, Павлов, Мечников, Виноградов и т.д., несть числа, имена, среди которых есть равные и Платону и Невтону, и Лейбницу и Бернулли, и подавно Лопиталю.
Или вот психологический роман: первый в истории, как известно, «Принцесса Клевская» г-жи де Лафайет опубликован в 1678 г. Откроешь «Манон» или «Заблуждения ума и сердца» – ну ничего особенного: психологическая проза, как проза. Тут надо смотреть на год первого издания. Кребийон – это 1730-е гг. Да-да, они самые, те самые тридцатые, в которые русская литература лепетала что-то про «хвостом машут и лисички» и вообще была одни слёзы. «У них» в это время уже была лермонтовского качества психологическая проза. Но Романовы и их верные перехват-залихватские (именно они, вообще-то, основывали здесь пажеские и кадетские корпуса, гимназии и университеты, ввели в употребление мыло и бритву и вообще как могли пытались отучить угрюмый финно-угорский субстрат (патриоты сталинской селекции обычно называют его русским народом почему-то) от диких лесных привычек) сделали так, что во второй половине XIX в. у нас были три главных гения, благодаря которым психологическая проза – это такой русский специалитет.
Музыка: у них де Гриньи, Шарпантье и семья Куперен, семья Бах и Телеман, об Италии вообще молчу. На Руси – пустыня. Но царь Пётр – это царь Пётр: в XIX в. запущенная им машина дала не только Чайковского, но и Мусоргского. И так далее по всем статьям и рубрикам: то, что начиналось с Матвеева и Вишнякова, кончилось Врубелем и Кандинским, то, что с Фёдора Волкова – Станиславским и т.д. Не было никого, кто соответствовал бы Латуру и Мольеру: вместо живописи – парсуны, вместо театра – «мистерии» киевских бурсаков, но всё наверстали, встали в ряд, вровень и т.д. С Дягилевым русская музыка, театр и живопись даже начали культурную экспансию России в Европу, более чем успешную, как известно. Куда же неслась ты, Русь?" - http://razoumovskiy.livejournal.com/62209.html